— Подтверждаю уровень подачи кислорода. Все параметры в зелёной зоне.
Голос Андрея, нашего инженера систем жизнеобеспечения, звучит размеренно и чётко. Я смотрю на свою панель с цифрами и индикаторами. Они пульсируют зелёным. Жизнь, заключённая в формулы и алгоритмы.
— Принято. Стабилизаторы в норме. Траектория рассчитана. Готовность — 98%.
Я слышу эти фразы, как будто сквозь толщу воды. Пока мир вокруг движется по расчёту, внутри меня вспыхивают сцены, что не укладываются ни в одну схему. Цифры и формулы не могут объяснить, почему я здесь. Почему я, Кудрявцев Матвей, тридцати двух лет, пастор маленькой общины на окраине Нижнего Новгорода, сижу сейчас в кресле второго пилота космического корабля “Первопроходец”, готовящегося к первому в истории человечества межзвёздному перелёту без возврата.
Они думают, что я просто специалист по коммуникациям и психологической поддержке. Формально так и есть — два высших образования, сертификаты, тесты. Но настоящая причина скрыта глубже, и о ней знают только несколько человек во всём мире.
— Системы наведения откалиброваны, — докладывает Ирина, наш штурман. — Все маршрутные карты загружены в бортовой компьютер.
Я киваю, хотя никто не ждёт от меня подтверждения. Двенадцать человек в команде, и каждый знает своё дело. Инженеры, биологи, физики, астронавты с опытом. И я — пастор с крестом, спрятанным под форменным комбинезоном.
Я вспоминаю, как сидел в маленьком молитвенном доме. Старая деревянная скамья. В руках Библия. Всё вокруг — просто и тихо. Февральский снег за окном падал крупными хлопьями, приглушая звуки большого города. Вечернее служение только закончилось, и пожилые сёстры уже разошлись по домам. Остались только мы с Павлом Иванычем, пресвитером, который крестил меня пятнадцать лет назад.
— Ты серьёзно думаешь, что будешь полезен там? — тогда Павел Иваныч, добрый человек с натруженными руками рабочего, смотрел на меня с тревогой. Его седая борода чуть подрагивала, когда он говорил. — У них всё есть — учёные, медицина, автоматы. Что ты им дашь?
Я помню, как молча пожал плечами. Что я могу дать? Себя. Молитву. Свидетельство. И Христа. Через свои руки, через глаза, через свою помощь и поддержку.
— Они будут одни, Павел Иваныч, — ответил я тогда. — Совсем одни. В бездне, которая затмит любую тьму, что знал человек. Им будет страшно. Им будет одиноко. Даже если они не признаются в этом сейчас.
— Проверка навигационных модулей завершена. Все системы отвечают.
Голос Сергея, главного инженера, возвращает меня в реальность. Металлический корпус корабля, запах синтетики и озона, тихое гудение систем, поддерживающих нашу хрупкую жизнь.
— Капсула стабилизирована. Стыковочный шлюз закрыт. Доступ к личным каналам связи ограничен до выхода на орбиту.
Эти фразы звучат почти как приговор. “Доступ ограничен”. Связь с Землёй — только по протоколу. И всё же я не один. Никогда не был один, даже в самые тёмные часы сомнений.
Я прикрываю глаза и вижу, как мама плачет на кухне, когда я рассказал ей о своём решении. Её плечи вздрагивают, а пальцы с побелевшими костяшками сжимают чашку с давно остывшим чаем.
— Матвей, сынок, — её голос срывается. — Почему? Почему туда? Почему в один конец?
Я не знал, как объяснить ей то, что чувствовал. Как передать словами зов, который слышишь глубоко внутри? Как рассказать о вере, которая ведёт тебя к краю пропасти и говорит: “Прыгай”?
— Мам, помнишь историю Ионы? — спросил я тогда, присев рядом и обняв её вздрагивающие плечи. — Он бежал от своего призвания. И что случилось?
— Его проглотил кит, — прошептала она, вытирая слёзы. — Но тебя проглотит космос, Матвей. И не выплюнет.
Я вспоминаю молодёжные встречи. Как мы пели, как делились стихами из Писания. Как однажды, после совместного просмотра документального фильма о космосе, я сказал:
— А что, если Бог хочет, чтобы мы шли не только по городам, а туда, где вообще никого нет?
Тогда они улыбнулись, подумали, что я мечтатель. Но мечта стала огнём. И огонь стал путём. Никто из них не знал, что через много лет я подам заявку в программу подготовки специалистов для первой межзвёздной экспедиции. Никто не верил, что пастора маленькой церкви могут выбрать из тысяч кандидатов.
Но Бог открывает двери, которые кажутся неприступными.
— Грузовой отсек герметизирован. Все контейнеры в норме.
Анна, специалист по ресурсам, говорит спокойно, но я слышу напряжение в её голосе. Мы все напряжены. Мы все боимся, хотя никто не признается. В этих контейнерах — семена земных растений, микроорганизмы, всё, что поможет нам создать подобие дома на планете у звезды, удалённой на двадцать шесть световых лет.
— Проверка завершена. Готовность экипажа: полная.
Капитан, Михаил Аркадьевич, окидывает взглядом команду. Его глаза останавливаются на мне, и на секунду мне кажется, что он видит сквозь меня — видит не специалиста по коммуникациям, а пастора, который несёт свет в самую дальнюю тьму.
На внутреннем экране отражается моё лицо. Чуть постаревшее. Спокойное. Словно я знал, что однажды этот день наступит. Когда корабль тронется, и назад пути не будет.
Я вспоминаю, как молился в парке, поздно вечером. Листва шелестела, а сердце билось с каким-то непонятным страхом. Сомнения терзали меня. Зачем оставлять общину, которая нуждается в пасторе? Зачем покидать родителей, которым с каждым годом всё труднее справляться без помощи? Зачем лететь туда, откуда нет возврата?
— Господь, если это не от Тебя — останови меня, — шептал я, глядя на звёзды, еле видные сквозь городское зарево. — Дай знак. Закрой двери. Не позволь мне совершить ошибку.
Но ничего не остановилось. Наоборот — двери начали открываться одна за другой. Фонд одобрил, миссия одобрила, место в экипаже нашлось. Словно Небо говорило: “Иди”.
— Вы всё ещё сомневаетесь в своём решении, Матвей? — спросила психолог на последнем собеседовании. — Это естественно. Сомнения — часть человеческой природы.
Я посмотрел ей в глаза и ответил:
— Иногда. Но каждый день получаю один и тот же ответ – иди вперёд.
Она кивнула, делая пометки в планшете.
— Знаете, что интересно, Матвей? Половина команды — убеждённые атеисты. Трое — агностики. Один буддист. И вы — христианин. Как вы думаете, почему мы выбрали такого разнообразного специалиста по коммуникациям?
Я промолчал, ожидая её ответа.
— Потому что там, — она кивнула куда-то вверх, — понадобятся не только технологии. Понадобится душа. И, возможно, вера. Какая угодно.
— Одна минута. Все члены экипажа, пристегнуться. Начинаем прогрев двигателей.
Я защёлкиваю ремни безопасности и проверяю индикаторы своей станции. Все зелёные. Я гoтов. Физически готов. Но готово ли моё сердце?
— Последняя проверка герметичности — зелёный.
Я делаю глубокий вдох. Это действительно происходит. И я здесь не по случайности. Когда “Первопроходец” долетит до цели, пройдёт двадцать шесть лет по земному времени. Для нас, благодаря эффекту релятивистского замедления времени — всего около шестнадцати лет в криосне и бодрствовании. Но это всё равно новая жизнь. Новый мир, который мы должны будем построить с нуля.
— Прости, сын, — тогда папа обнял меня перед отъездом в центр подготовки. Его руки дрожали, хотя он старался не показывать эмоций. — Я не понимаю, но я люблю тебя.
Мама просто плакала, не в силах произнести ни слова. Моя младшая сестра Катя сидела рядом и боялась, что я исчезну прямо сейчас.
— Ты ведь будешь говорить с Богом там, в космосе? — спросила она тихо. — Он услышит тебя так далеко?
— Катюш, вся вселенная — Его творение. Он слышит везде.
Я крепко обнял их всех в последний раз. И это было последним прикосновением семьи, которое я унёс с собой.
— Десять секунд, — голос капитана звучит торжественно.
— Девять… восемь… семь…
Мир замер. Всё сжалось до одного момента. Я чувствую, как Анна, сидящая рядом, чуть вздрагивает. Сергей, напротив, сжимает челюсти так, что на скулах играют желваки. Каждый в эти секунды думает о тех, кого оставляет навсегда.
— Три… два… один…
Гул взрывается в уши. Корабль содрогается, словно исполинский зверь, пробуждающийся от спячки. Я чувствую, как всё давит, как отрывается моё тело от гравитации. Перегрузка вдавливает в кресло. Глаза застилает пелена. Но в сердце… в сердце легко.
Где-то далеко внизу остаётся всё, что я знал: маленькая церковь с деревянными скамьями, родительский дом с яблоней у забора, шумные улицы и тихие парки. Остаются люди, которые не поняли моего выбора. Остаются те, кто придёт в молитвенный дом в воскресенье и услышит новость: “Наш брат Матвей сегодня покинул Землю. Навсегда.”
— Отрыв успешный. Траектория стабильная. Все системы функционируют в штатном режиме, — докладывает старший инженер.
Я открываю глаза. На экранах — удаляющаяся Земля. Голубая жемчужина, окутанная белоснежной вуалью облаков.
— Всё в порядке, Кудрявцев? — спрашивает капитан, заметив мой взгляд.
— Да, всё отлично, — я заставляю себя улыбнуться. — Просто… осознаю.
Он понимающе кивает. Он тоже оставил всё. Что движет им? Жажда открытий? Стремление войти в историю? Или нечто большее?
— Выход на расчётную орбиту через четыре минуты, — сообщает Ирина. — Подготовка к запуску основного двигателя.
Скоро мы выйдем на орбиту, а затем — импульс, который отправит нас в бесконечность. Точка невозврата. Мы — семена, брошенные в космическую пустоту. Прорастём ли?
Моя рука непроизвольно тянется к груди, где под комбинезоном спрятан простой деревянный крест. Не из золота или серебра — из вишнёвого дерева, которое росло у нашего молитвенного дома. Его вырезал для меня Павел Иваныч перед отъездом.
— Даже если ничего не возьмёшь с собой, — сказал он тогда, — возьми это. Он лёгкий. И напомнит о Том, Кто тоже шёл в неведомое.
— Выход на орбиту подтверждён, — докладывает Сергей. — Все параметры в норме.
— Корабль стабилизирован, — добавляет Ирина. — Готовность к основному импульсу: 100%.
Капитан оглядывает экипаж. Двенадцать человек. Двенадцать апостолов новой эры. Эта мысль вызывает у меня внутреннюю улыбку. Неужели совпадение?
— Члены экипажа, — голос капитана звучит торжественно, — мы прошли точку невозврата. Через две минуты будет запущен основной двигатель, и “Первопроходец” начнёт своё путешествие к планете Глизе 486. Мы первые, кто отправляется так далеко. Первые, кто строит мост между звёздами.
Он делает паузу, словно подбирая слова.
— Я знаю, что каждый из вас оставил на Земле что-то бесконечно дорогое. Семью, друзей, мечты, которые могли бы сбыться там. Но то, что мы делаем сейчас, больше нас самих. Мы прокладываем путь для тех, кто придёт после. Мы несём человечество к новому горизонту.
Я смотрю на лица своих товарищей. Решимость, страх, надежда — всё смешалось в их глазах. Они не знают, что я вижу в них нечто большее — искру божественного замысла. Каждый из них — часть плана, который больше, чем мы можем понять.
— Запуск основного двигателя через тридцать секунд, — объявляет бортовой компьютер. — Двадцать девять, двадцать восемь…
Я закрываю глаза. Перед внутренним взором проносятся образы: церковь, полная людей, поющих гимны; отец, читающий Библию за кухонным столом; мама, моющая посуду и тихо напевающая; Катя, собирающая яблоки на поляне; Павел Иваныч, склонившийся над деревянной заготовкой с резцом в руке.
— Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать…
“Господи, — молюсь я беззвучно, — Ты знаешь, почему я здесь. Ты видишь мой страх и мою веру. Будь с нами в этом путешествии. Помоги мне быть светом для этих людей, даже если они пока не ищут Тебя.”
— Пять, четыре, три…
Я чувствую странное спокойствие, разливающееся внутри. Это правильный путь. Мой путь. Моё служение.
— Два, один… Запуск!
Корабль вздрагивает, и новая волна перегрузки вжимает меня в кресло. Где-то в глубине корабля гигантские двигатели извергают струи плазмы, разгоняя нас до немыслимых скоростей. Земля на экранах уменьшается, превращаясь сначала в шар, потом в яркую точку, а затем исчезает совсем.
Мы вышли за пределы орбиты Луны. Скоро будем за орбитой Марса. Затем — пояс астероидов, газовые гиганты, пояс Койпера, и наконец — открытое межзвёздное пространство. Бездна, которую никто из людей раньше не пересекал.
— Основной импульс завершён, — сообщает Сергей. — Все системы работают в штатном режиме. Скорость — 0.15с и увеличивается. Мы в пути.
Капитан отстёгивает ремни и поднимается с кресла. В условиях слабой гравитации это движение выглядит почти танцевальным.
— Поздравляю вас, экипаж “Первопроходца”, — говорит он. — Мы начали самое дальнее путешествие в истории человечества. Подготовка к первой фазе криосна начнётся через двенадцать часов. А сейчас — отдых и пищевой рацион.
Я отстёгиваю ремни и медленно поднимаюсь. Тело кажется невесомым, но душа полна тяжёлых мыслей. Скоро мы ляжем в криокамеры, и для нас пройдут считанные часы, а на Земле — годы. Когда мы прибудем к цели, некоторых из тех, кого мы оставили, уже не будет в живых.
— Эй, святой отец, — окликает меня Давид, наш биолог, единственный, кто знает о моём настоящем призвании, — как ощущения? Ближе к Богу?
Он улыбается, но в его глазах нет насмешки — только искреннее любопытство.
— Ближе к его творению, — отвечаю я. — И к себе самому.
Мы плывём по коридору к общей каюте, где нас ждёт первая еда в космосе. Последний момент земной жизни перед долгим сном и пробуждением в новом мире.
Я — миссионер в космосе. В один конец. Но в Его руках и с Его миссией.
